Неточные совпадения
Необходимо пролить
свет также на то, что в человеческом творчестве может быть обогащением самой
божественной жизни, что есть ответ человека на Божий призыв.
Вера, на которую люди боятся рискнуть, так как дорожат своей рассудочностью, ничего не отнимает, но все возвращает преображенным в
свете божественного разума.
Божественный ужас объемлет мои члены, грудь моя начинает воздыматься, взоры мои тупеют, и
свет в них меркнет.
Она любила его, и при
свете своей любви ей открывалось
божественное его души, общее всем людям, но она видела в этом общем всем людям начале жизни его ему одному свойственную доброту, нежность, высоту.
Согласно сему, как грех сатаны был восстание и возношение, так грех человека был падение и унижение: сатана обратился против божества; человек же токмо отвратился от божества, соответственно чему сатана вверг себя в мрачную бездну неугасимого огня и ненасытимого духовного глада; человек же подвергся лишь работе тления, впав в рабство материальной натуре, и внутренний благодатный
свет божественной жизни обменял на внешний
свет вещественного мира.
— Оно, что и вы, вероятно, знаете, стремится вывести темный огонь жизни из
света внешнего мира в
свет мира
божественного.
Но и в сем жалком состоянии падения не вконец порвалась связь человека с началом
божественным, ибо человек не отверг сего начала в глубине существа своего, как сделал сие сатана, а лишь уклонился от него похотью, и, в силу сего внешнего или центробежного стремления, подпавши внешнему рабству натуры, сохранил однако внутреннюю свободу, а в ней и залог восстановления, как некий слабый луч райского
света или некое семя
божественного Логоса.
Здесь наше существо вводится в райскую сущность, которая открывается, как
божественная теплота, за каковою следует небесная сладость, ощущение коей не сопровождается никаким страстным томлением и никакими движениями в теле; последнюю же степень составляет видение небесного
света и
божественных образов.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона
божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял
свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
— Ведь это, сударка, как бы ты думала? — ведь это…
божественное! — настаивала она, — потому что хоть и не тем порядком, а все-таки настоящим манером… Только ты у меня смотри! Ежели да под постный день — Боже тебя сохрани! засмею тебя! и со
свету сгоню!
Море, принимая солнце в свои недра, встречало его приветливой музыкой плеска волн, разукрашенных его прощальными лучами в дивные, богатые оттенками цвета.
Божественный источник
света, творящего жизнь, прощался с морем красноречивой гармонией своих красок, чтобы далеко от трех людей, следивших за ним, разбудить сонную землю радостным блеском лучей восхода.
Недаром царь любит Псару, недаром все люди ходят в
свете Псару, недаром все кланяются Псару! Кто, кроме Псару, сумел бы так ловко спровадить бездельников! А теперь узнайте, что сейчас здесь будет сам
божественный сын Ра! Приготовьте пути сокрушителю врагов, могущественному быку, который любит истину! Ибо он уже появился под порталом Пирауи, подобно солнцу, восходящему утром на востоке неба, чтобы залить весь мир своими лучами!
Емлют они, ангелы, души из телес горящих и приносят их к самому Христу, Царю Небесному, а он,
свет, их благословляет и силу им
божественную подает…
Если человек хочет отличиться от других богатством, почетом, чинами, то сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он поймет, что в нем живет то
божественное начало, которое живет во всех людях, то он тотчас же станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет понимать, что в нем есть то, что выше всего на
свете.
София небесная и софийность земная, совершенная актуальность и «безвидная и пустая» потенциальность,
божественная полнота и голод к божественности, «
свет Фаворский» и «тьма вверху бездны» — это единство противоположностей, conicidentia oppositorum, трансцендентно разуму и антиномически его разрывает.
Здесь адское начало вводится как принцип творения, который затем лишь обессиливается началом
света, т. е. уже чисто
божественным принципом бытия.
Последнего лишены злые духи, потому что они находятся во мраке;
божественные же духи преисполняются им, а посему и называются вторым
светом и истечением первого
света.
И как в Софии первообразно намечены, схематизированы все твари, так эти последние содержат в себе софийные схемы: «jede göttliche Kreatur, als da sind Engel und Menschenseelen, haben die Jungfrau der Weisheit Gottes gleich ein Bildniss ins Lebenslicht» [Каждая
божественная тварь, каковы ангельские и человеческие души, отражает в себе Деву как мудрость Бога в
свете жизни (нем.).] [Ib., § 57, стр.72.
Как будто от луча
света, упавшего с высоты и свыше озарившего собою мир, загорается в душе сознание мира
божественного, а вместе и установляется грань между. горним и дольним, их разделяющая, но вместе и соединяющая.
Вообще виды «откровения», как и предметы его, могут быть различны: и природные, и
божественные, и демонические (так наз. у отцов церковных «прелесть»); оно может исходить из разных миров и иерархий, и само по себе «откровение» с выражающим его мифом, понимаемое в смысле формально-гносеологическом, может иметь различное содержание: и доброе и злое, и истинное и обманное (ибо ведь и сатана принимает вид ангела
света), поэтому сам по себе «откровенный» или мистический характер данного учения говорит только об интуитивном способе его получения, но ничего еще не говорит об его качестве.
Мир не создается актом творения, он происходит из Единого, как бы изливаясь из
божественной полноты подобно
свету из солнца; он есть эманация [Эманация (позднелат. emanatio — истечение, исхождение) — термин античной философии, обозначающий исхождение низших областей бытия из высших.] божества, подчиненная «закону убывающего совершенства» (Целлер).
В этом
свете добрые ангелы имеют даже познание чувственного (των αισθητών γνώσιν), каковое они познают не силою ощущения и не физической силою, но знают это силою
божественною, от которой совершенно не может скрыться ничто настоящее, прошедшее или будущее.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют боги и мир, причем нижние его этажи уходят в тьму небытия, тогда как верхние залиты ослепительным
светом, — в небе же загорается система
божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным
светом, однако утвержденных на своде небесном.
Спор о «Фаворском
свете» заключался в следующем: исихасты (букв.: пребывающие в покое — представители мистического движения в среде греч. монашества XIV в. на Афоне) — Григорий Синаит, Григорий Палама, Николай Кавасила, патриарх Филофей и др. — считали, что Фаворский
свет есть таинственное проявление
божественной славы.
Постижение софийности мира дает возможность, до известной степени, постигать и Софию, а в ней и через нее лучи умного
света Божественного, которым сама она просветлена.
Эта радость не вмещалась в плоскость видимого, осязаемого мира, жизнь углублялась и начинала как бы светиться изнутри таинственным
светом: за нею — точнее, в ней — чувствовалось нечто значительное, бесконечно огромное, нечто
божественное (theion).
Жизнь глубоко обесценилась.
Свет, теплота, радость отлетели от нее. Повсюду кругом человека стояли одни только ужасы, скорби и страдания. И совершенно уже не было в душе способности собственными силами преодолеть страдание и принять жизнь, несмотря на ее ужасы и несправедливости. Теперь божество должно держать ответ перед человеком за зло и неправду мира. Это зло и неправда теперь опровергают для человека
божественное существо жизни. Поэт Феогнид говорит...
Взор Марии был прост и ясен, и не было в нем ни пронизывающей силы смертельного
света, ни
божественного допроса, ни убивающего всепрощения.
Человек может познавать себя сверху и снизу, из своего
света, из
божественного в себе начала и познавать из своей тьмы, из стихийно-подсознательного и демонического в себе начала.
Отсюда бросается
свет и на
божественную трагедию.
Поздняя зимняя заря заставала его коленопреклоненным или распростертым ниц перед образом Богоматери — этой заступницы сирых и несчастных,
божественный лик которой, освещенный кротким
светом лампады, с небесною добротою глядел на молящегося юношу из переднего угла его горницы.
Сквозь небольшие, беспорядочные расселины, местах в двух, трех,
свет солнца ронял скупо свой одинокий луч то на
божественный лик распятого Христа, то на плащаницу его, то на лицо Магдалины, облитое слезами.
Гаврила Семенович стал лицом к громадному образу Спасителя в массивной золотой ризе, висевшему в столовой,
божественный лик которого был освещен мягким
светом литой серебряной лампады.
Но вскоре окружают их со всех сторон многочисленные яркие огни, при
свете которых будто сошлись святые мужи и жены на ночную
божественную беседу или на стражу царского жилища; воздух напитан благоуханием ладана.